27 марта. День волнующих событий. Мэри прибежала мне сообщить, что перед Александровским дворцом выкопали ямы для захоронения жертв революции. После богослужения появился комендант и сообщил, что министр юстиции просит меня пройти в приемную Государя. Керенский сказал мне, что совершенно необходимо отделить Царя от Императрицы, и добавил: «Так как дети больше привыкли к отцу, чем к матери, я полагаю, что их нужно оставить с Императором». Я заметила, что он попал под влияние клеветников, которые изображают Императрицу плохой матерью, и сказала ему: «Это будет для нее смертью. Нельзя себе представить более нежную мать, чем она. Если дети болеют, как, например, сейчас, Императрица не покидает их ни днем, ни ночью. Ее дети — это ее жизнь!» Затем Керенский задал несколько вопросов о частной жизни Императрицы и в конце разговора добавил: «Если все так, как вы говорите, мы конечно должны оставить детей с матерью. Но в любом случае, учитывая новые сведения, найденные нами в бумагах мадам Вырубовой, супругов необходимо разделить» 341. Очевидно, эта глупая особа под влиянием негодяев, которые руководили ею, допустила неосторожность 342.
Комментарии
341. Ср.: «Восьмого апреля, спустя пять дней после своего первого визита, Керенский вновь приехал во дворец. Он послал за госпожой Нарышкиной и, задав ей несколько вопросов, сообщил, что на данный момент необходимо отделить императрицу от императора. <...> Но Нарышкина убедила его не делать этого, указав на то, что было бы жестоко разлучать больных детей с матерью. В конце концов Керенский согласился оставить императрицу наверху с детьми, а императора перевести на другой этаж. Их величества могли встречаться лишь дважды в день за едой» (Буксгевден С.К. Указ. соч. С. 438). Граф П.К. Бенкендорф также отмечает, что наиболее важные переговоры о судьбе императрицы Керенский вел именно с Нарышкиной: «27 марта во время литургии Керенский прибыл во дворец. Сначала он послал за мадам Нарышкиной и сообщил, что после окончания богослужения желал бы поговорить с Николаем Александровичем. Он сказал мадам Нарышкиной, что растущие волнения охватили город и что экстремистские партии требуют заключения императора в крепость, дабы оградить его от влияния императрицы, которая, по их мнению, является главой контрреволюционного движения. Керенский сказал, что желал бы уладить дело, но для этого необходимо изолировать императрицу от императора и детей и перевести ее в другое крыло дворца так, чтобы все общение между ними было прервано и они могли встречаться только на церковной службе и за едой, в присутствии охраны. Мадам Нарышкина отвечала, что если кто и может быть отделен от детей, так это император, поскольку было бы жестоко не позволить матери ухаживать за больными детьми. Керенский согласился с этим и просил мадам Нарышкину помочь ему убедить их величества принять этот план, что они не должны встречаться, за исключением установленных часов <...> и было решено, что его величество должен остаться в своих покоях, императрица — в своих, и они будут встречаться только за едой в присутствии детей, никогда наедине, и что их дети, когда выздоровеют, смогут приходить и к матери, и к отцу» (Benckendorff P. Last days at Tsarskoe Selo. L., 1927. P. 65—66).
342. Ср.: «Мадам Вырубова, хотя уже выздоровела от кори, когда услышала о прибытии Керенского во дворец, легла в постель. Она имела глупость до последнего момента хранить все свои бумаги, которые она в этот последний момент жгла в камине. Было полно пепла от сожженной бумаги. Это очень ей повредило. Сначала она отказалась впустить министра, но он настоял на своем. Справившись о ее здоровье, он сказал ей, не ожидая ответа, чтобы она оделась, взяла необходимые вещи и следовала за ним в город» (Benckendorff P. Op. cit. Р. 57). Вырубова пыталась сохранить часть бумаг, среди которых были письма императрицы и Распутина, но ее приятельница Лили Ден, после того как их с Вырубовой арестовали и поместили в камеру предварительного заключения, заставила Вырубову уничтожить все остававшиеся у нее документы: «Анна тотчас достала бумаги, но возникло затруднение, как их лучше уничтожить. Сжечь их было невозможно: у нас не было печки, поэтому я решила разорвать письма на мелкие клочки и спустить их в туалет, которым нам разрешили воспользоваться. Таким образом я уничтожила то, что могло бы считаться компрометирующими документами» (Dehn L. The real Tsaritsa. Close friend of the Late Empress of Russia. L„ 1922. P. 219).
Нарышкина Е.А. Мои воспоминания. Под властью трех царей / Елизавета Алексеевна Нарышкина. М., 2014, с. 386.